Золотарь, или Просите, и дано будет... - Страница 37

К оглавлению

37

И выразительно дернул плечом, на котором висел фехтовальный чехол.

Иван Никифорович не был трусом. Напротив, он был одним из ветеранов клуба «Варяг». Историческое фехтование числилось его главным увлечением. Без лишних разговоров дуэлянты плечом к плечу вышли из подъезда, сели на автобус и уехали в Лесопарк. Там, за Мемориалом, Иван Иванович достал из чехла две спортивные шпаги.

— И только? — опечалился Иван Никифорович.

— Вам недостаточно?

— Почему? — Иван Никифорович внимательно осмотрел шпагу. — Вполне. Долго делали?

— Не очень.

Шпаги оказались заточены на концах и по кромке.

— Это реально вы? — на всякий случай поинтересовался Иван Никифорович. — Не подстава?

— Вы тоже не очень-то похожи на своего волка, — рассмеялся Иван Иванович. У него был уверенный бас. Таким хорошо петь романсы. — Проверьте меня. Хотите, процитирую нашу переписку? Я ее слово в слово заучил. Хотите, расскажу о себе? И вы, удовлетворившись, пойдете домой с видом победителя. Так, что ли?

— Нет, не так. Защищайтесь!

Не прошло и трех минут, как шпага Ивана Ивановича вонзилась в низ живота Ивана Никифоровича. Лопнула «молния» джинсов. Кровь потекла не сразу. Сперва Иван Никифорович охнул, зачем-то хлопнул своим оружием по плечу противника — как в рыцари посвятил — и встал на колени.

— Врача, — попросил он. — Вызовите «скорую».

— Я же сказал, что кровью ссать будешь, — ответил Иван Иванович.

И замолчал.

Он стоял над Иваном Никифоровичем и с изумлением озирался по сторонам. Казалось, все явилось ему впервые — деревья, поляна, незнакомый парень у ног… Шпаги. Зачем шпаги? А, вот зачем… Иван Иванович сломал свою шпагу об колено, укрепил рукоять в корнях дерева — и без лишних слов упал на обломок.

Их спасли. Обоих. Мимо бежали кросс альпинисты из клуба ХАИ — увидели, позвонили в «скорую», вызвали милицию. Пока ждали, перевязали, как могли. Иван Никифорович довольно быстро вышел из больницы. «Отделался легким испугом, — сказал хирург — Не петь нашему Фаринелли дискантом.» А Ивану Ивановичу не повезло. На ноги его подняли, но лишь затем, чтобы перевести в психиатрическую лечебницу.

Навязчивое стремление к суициду.

Под следствие он не попал — Иван Никифорович, добрая душа, отказался писать заявление. Следователь давил, настаивал — нет, ни в какую. Просто тренировались. Несчастный случай, бывает.

Претензий не имею.

Спустя четыре месяца, осенью, в лечебницу к Ивану Ивановичу явилась посетительница. Дама средних лет — не жена, не родственница, не с работы. Случился разговор. Дама стала приходить чаще, буквально каждый день. Носила какие-то справки, записки. Часами они просиживали за ноутбуком, копаясь в инете. Спорили, соглашались; врачи отмечали улучшение.

В декабре 2007-го Ивана Ивановича выписали.

А в январе 2008-го было зарегистрировано частное предприятие «Авгикон».

* * *

— С тех пор он не фехтует. Мастер спорта, медали, турниры. Шпага — его конек. И вот… Подглядывает из коридора — как импотент за женой с любовником. А вы…

Я развел руками:

— Виноват. Понимаю, это глупо звучит. И тем не менее. Виноват.

— Глупости, — отрезала Рита. — Ни в чем вы не виноваты. Просто лучше, если вы будете знать. И не вздумайте его жалеть! Этого только не хватало. Он вам голову оторвет за жалость. Такой характер.

— Голову — это да. Одной левой. У Чистильщика есть семья?

— Была. Жена развелась с ним, когда он еще лежал в больнице. Сын живет отдельно, со своей семьей. С отцом встречаться отказывается. К внучке не подпускает.

— К внучке?

— А что вас удивляет? Вадим Петрович — ваш ровесник. У него в прошлом году родилась внучка Машенька. Это так странно, да?

— Нет, ничуть…

Честное слово, я возликовал, услышав дверной звонок. Продолжать разговор не было ни сил, ни желания. Выскочив в коридор, как ошпаренный, я поймал себя на желании убежать. Открыть дверь, кинуться вниз по лестнице, вылететь на улицу…

— Добрый вечер, — поздоровался высокий мужчина.

Чувство «дежа вю», острое, как спортивная, заточенная «на коленке» шпага, воткнулось под ложечку. Сейчас этот дылда скажет: «Мы договаривались насчет дуэли…» — и добавит неприятным, ломким тенорком:

«Я руками душил таких, как ты! Тебя в морге родители не узнают!»

— Добрый… э-э…

— Рита Евгеньевна здесь?

— Здесь.

— Можно ее?

Господи, нельзя же так! Нельзя так быстро! Вброс был каких-то три часа назад. И вот Зараза нажралась «черного шума», встрепенулась, подобрала исполнителя, импицировала, отослала по адресу… Успела, сволочь. Подсуетилась.

Что делать? Драться? Звать на помощь?

«Не рыпайся, Золотарь, — мелькнула гаденькая мыслишка. — Ты-то здесь при чем, консультант? Не на тебя крокодила ловят. Напишешь потом докладную записку…»

— Я уже иду, Черный.

Рита стояла у меня за спиной.

— Ага, — кивнул дылда Черный. — Я внизу жду, у машины.

— Натэлла с тобой?

— Со мной. Злая, как собака.

— Опять курить бросает?

— Ага.

— Вас подвезти? — Рита еле сдерживала смех, любуясь моей физиономией.

— Да. Если есть свободное место.

— Найдем.

За физиономию мне стыдно не было. В отличие от.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПРОИЗВОЛ СЕРДЦА МОЕГО

Да не будет между вами корня, произращающего яд и полынь, такого человека, который, услышав слова проклятия сего, похвалялся бы в сердце своем, говоря: «Я буду счастлив, несмотря на то, что буду ходить по произволу сердца моего…»

37